За лошадь и корову - на спецпоселение

В местном архиве хранятся дела, касающиеся одной из трагических страниц нашей истории - раскулачивания.

Ликвидация кулачества (раскулачивание) в Башкирии осуществлялось в ходе массовой коллективизации. К ноябрю 1927 года в республике насчитывалось 13,7 тыс., а после включения других категорий населения (январь 1928 г.) 30,6 тыс. кулацких хозяйств.

По Постановлению СНК РСФСР от 21 мая 1929 г. «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен приниматься кодекс законов о труде», к кулацким были отнесены хозяйства, систематически применяющие наемный труд; имеющие промышленные предприятия (мельницы, маслобойки, крупорушки и т.д.), сдающие в наем сельхозмашины с механическим двигателем, помещения под жилье или предприятие; занимающиеся торговлей, ростовщичеством, посредничеством; получающие другие нетрудовые доходы.

Во исполнение Постановления ЦК ВКП (б) от 5 января 1930 года и решения ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 г. «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством» 8 февраля 1930 года бюро Башкирского обкома ВКП (б) приняло Постановление «О практических мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации Башкирии», в котором определялись категории кулаков, порядок конфискации их имущества и выселения. Согласно инструкции по реализации постановления, кулацкие хозяйства разделялись на 3 категории: контрреволюционный кулацкий актив, который подлежал немедленному аресту; богатых кулаков, оказывавших пассивное сопротивление коллективизации; остальных кулаков.

Зачисленных в 1-ю и 2-ю категории предполагалось выселить в северные и восточные районы страны, 3-ю категорию расселить в труднодоступных лесных районах республики. В кантисполкомы были разослана инструкция ЦИК и СНК БАССР по раскулачиванию, в которой указывалось, что выселению подлежат не более 4-5% крестьянских хозяйств. Но на местах в начале 1930 года явочным порядком начали конфискацию имущества. По неполным данным была раскулачена 61 тыс. крестьянских хозяйств, часть богатых крестьян расстреляна без суда, другая заключена в тюрьмы или сослана в северные или восточные районы страны.

Около 6 тыс. семей были расселены в Белорецком, Дуванском, Нуримановском, Караидельском, Уфимском районах. Раскулаченными были построены 17 небольших спецпоселков, в которые в конце 1931 года прибыло 5850 семей (29,3 тыс. человек). Спецпоселок представлял собой концентрационный лагерь во главе с комендантом. Трудоспособные спецпоселенцы работали на заготовке леса.

Тяжелый труд, голод, морозы вызывали массовую смертность и побеги. За 1932-1933 гг. умерло 2156, бежало 9718 человек. Во 2-й половине 1930 годов некоторые спецпоселки были ликвидированы, их жители переведены в другие. К середине 1940 гг. в БАССР было 12 спецпоселков, в которых проживало 3110 семей (12690 человек).

Снятие ограничений и восстановление в гражданских правах выселенных крестьян началось в 1932 г., но коснулось немногих. С принятием постановления ЦИК СССР от 27 мая 1934 г. «О порядке восстановления в гражданских правах бывших кулаков» расширилась практика предоставления гражданских прав спецпоселенцам. К концу Великой Отечественной войны комендатуры в трудовых поселках были ликвидированы, их жители получили относительную свободу передвижения (полную свободу – после весны 1953 г.).

Следует помнить, что поворот к сплошной коллективизации, вызванный не только объективными причинами (обострение международной обстановки, форсирование индустриализации), но и целым рядом субъективных ошибок, начался значительно раньше, чем была достроена материально-техническая база, соответствующая победе колхозного строя. Конец 1929 - начало 1930 г. стали временем серьезных испытаний для всех слоев крестьянства: от организаторов колхозов и деревенского актива до «отсталых» и «колеблющихся».

На фоне успехов коллективизации в начале 1929 г. обманчивая легкость объединения в коллективы уже подготовленных в предыдущий период людей вызвала у партийного руководства, как в центре, так и на местах, стремление удержать взятый темп любой ценой. Но неизбежные задержки на пути к идеалу наложились на сыпавшиеся сверху требования «бешеных темпов», создавали благоприятную почву для перегибов. В деревне сложилась взрывоопасная обстановка. Левацкие перегибы, нарушение принципа добровольности приобрели массовый характер. Вовсю работала машина чрезвычайщины. Имела место огульная запись в колхозы. Тех, кто выступал на собраниях с каким-нибудь возражением, штрафовали как «бузотеров», «тормозящих коллективизацию в размере от 5 до 15 руб., независимо от того, бедняк он или середняк». У тех, кто не вносил штраф, описывали имущество. В некоторых кооперативных лавках прекращали отпуск соли, керосина и др. необходимых товаров всем, кто не вступал в колхоз. Практиковались аресты, угрозы, демагогические обещания.

Ошибки в проведении коллективизации вызвали необычайную энергию кулачества. В районе стояли «жаркие» ночи. На небе горело зарево от костров, на которых палили поросят, а по утрам пахло свежей кровью зарезанных коров, телят, овец. Подоспела директива о раскулачивании, но и она была извращена: не каждое хозяйство было утверждено РИКом к раскулачиванию. Часто это выливалось в простой бандитизм: вооруженная группа людей разъезжала на лошадях по селениям и «раскулачивала» намеченные хозяйства; требовали с него мед, мясо, самогон и, напившись, направлялись конфисковывать имущество. Часты случаи банального присвоения. Случалось, что имущество отбиралось без переписи, без протокола: семью просто выгоняли из дома, и они скитались по чужим углам, жили в банях у родственников. Дети их становились изгоями. В ряде случаев удары были направлены на середняков, на семьи красноармейцев и бывших партизан. Это вызывало естественную тревогу. По ночам можно было видеть, как крестьяне уезжали на подводах и прятали имущество.

В делах «кулаков», хранящихся в Куюргазинском районном муниципальном архиве, в социально-экономических характеристиках репрессированных граждан указаны такие сведения: социальное положение (кулак, торговец,); ограничение в правах (за что лишен избирательных прав); отчуждение имущества в судебном порядке, раскулачивание; а также имущественное положение (количество посева, скота, сельхозинвентарь, предприятия, количество наемных работников, уплата сельхозналога, занятие торговлей и разряд торгового патента). Характерно, что эксплуататоры в 1929 году имели посева 5-8 десятин (1 десятина равна 2400 квадратным саженям (109,25 соток; 1,09 га); лошадей 1-5 голов; коров - 1-5 голов; мелкого скота - 5-20 голов; некоторые имели молотилки.

К примеру, содержатель мельницы в д. Ермолаевке Черкасов Иван Петрович имел в семье 8 человек трудоспособного населения на момент раскулачивания, площадь посева - 1 десятина, 1 лошадь, 1 корову,

3 головы мелкого скота, двухподставную водяную мельницу в 1922-1930 гг.. В 1931 году сумма индивидуального налога составила 273 руб. 20 коп. (для сравнения: в 1928 году - 4 рубля). В характеристике указано, что «умело эксплуатировал чужой труд, часто в год менял людей только потому, чтобы нельзя было подкопаться, что он эксплуататор. И во время сезонных работ, сеноуборки, хлебоуборки Черкасов имел сезонных рабочих до 10-15 человек. Частенько со злобой высказывался против Советской власти, но в основном вел себя умело, с расчетом, чтобы не мог попасться. Мы, беднота, просим выселить Черкасова из Башреспублики как эксплуататора».

Характеристика на кулаков д. Николаевки Ермолаевского сельсовета Мелеузовского района Ушакова Григория и Ушакова Якова и Алексея. «Хозяйство до 1917 году следующее: рабочих лошадей до 5-и, молодняка до 4-х, дойных коров до 5-и, молодняка до 5-и штук, мелкого скота овец до 30 штук, имел машины: молотилку, самоскитку, собственной земли 50 десятин и арендованной до 10 десятин. Имел в компании паровую мельницу, точно не знаем, но как будто положил в банк в Германию до 800 руб. Имел батраков по два годовых, жили Понферов Тимофей Алексеевич, Новичков Василий. После революции лошадей рабочих до 4-х имел, молодняка до 3-х, дойных коров имел до 3-х, молодняка от 3-х до 8 голов, мелкого скота до 30 голов, машины имел: молотилку конную ½ часть, косилку, самоскитку, конные грабли, сеялку в компании. Годовых работников не имел, но закабалил деревню. На кабальных условиях давал свой инвентарь, за который отрабатывала беднота. Ушаков был в колхозе, но вычищен. Поэтому просим высела из Башкирии как ярых кулаков и закабалителей деревни».

Типичный перечень конфискованного имущества: дом, амбар, баня, надворные постройки, 2 лошади, 1 корова, 5 овец, 5 кур, молотилка, веялка, грабли, самовар, скатерть, сундук, кровать, подушки, часы стенные, стул, скамейка, юбки, рубахи, мука ржаная.

В 30-х годах, с завершением коллективизации, крестьяне – одни добровольно, другие под воздействием принуждения - перешагнули принципиально важный рубеж своей социальной биографии. Крестьянство 30-х годов – это не только стахановцы и ударники, колхозные активисты и молодые энтузиасты, но и спецпереселенцы, раскулаченные, люди, ставшие жертвами жестокого законодательства и внесудебных репрессий.

В число репрессированных попал Б. Т. Мутиков - первый председатель Куюргазинского РИКа (районного исполнительного комитета) в период 31.01.1935-11.10.1935 года. Документы не донесли до нас имя и отчество первого председателя райисполкома. Из анкет известно, что его год рождения - 1897, по национальности - башкир. Арестован в октябре 1935 г. за «участие в банде Черного Орла» - антибольшевистского крестьянского восстания, вызванного недовольством «политики военного коммунизма» и продразверстки Советской власти в 1920 году. Решением пленума Куюргазинского райисполкома с участием председателей сельских Советов и колхозов 11 октября 1935 года осужден как предатель, с должности председателя РИКа снят, из состава пленума исключен в связи «с усилением классовой бдительности».

Примечательно, что в 2017 году в Куюргазинский районный муниципальный архив обратился гражданин за делом своего раскулаченного прадеда с целью установления права собственности на земельный участок, принадлежащий ему по праву наследования.

Собст. инф.