Хутор Тарасовский: история с продолжением

Очень приятно получить отклик от потомков людей, живших в те годы на хуторе. Так, семья Шляховых их Ермолаево предоставила редакции книгу Бориса Шляхова «Чтобы помнили», где он делится воспоминаниями о своей родине. К сожалению, автора нет в живых. Сегодня мы публикуем выдержки из этой книги.

***

«Хутор Тарасовский располагался на юге Куюргазинского района, в 30 км от районного центра. Дома были расположены буквой «Г» вдоль двух безымянных родниковых ручьев. Вода била из родников, которые были в овраге на огородах. Овраг был поросший вербой, ветлой и другим кустарником. В ручьях водился пескарь. Хутор располагался в низине с севера, запада и востока, от ветров защищает гора высотой метров 70 – 100. Открыто было только с юга. Кругом были сенокосные луга с обилием цветов, ягод. Леса почти не было, только в трех овражках росли молодые дубы, осины. Хутор входил в колхоз «Путь к коммунизму». Туда же относился и хутор Прокофьевск, где было около 25 домохозяев. На нашем хуторе были колхозные постройки – 4 амбара для хранения зерна, рига для сушки зерна, конюшня для лошадей, скотный двор для быков, на них пахали землю. Посевная площадь колхоза была около 500 гектар, сеяли, пахали и убирали урожай на лошадях и быках. Сжатый хлеб вязали в снопы и свозили их на гумна в небольшие скирды. Молотьбой занимались с ноября по январь, работы эти выполняли комбайном «Коммунар».

***

Первый дом – Гишаевы (Чиндяевы). Дом был под черепичной крышей, они прожили в нем до 1940 года, потом переехали в Оренбург, а оттуда в 1946 году в Узбекистан, на станцию Алмазар, что в 75 километрах от Ташкента. Ксения Гишаева (Чиндяева), моя тетя, родная сестра мамы.

2-й дом – Кирилл Ларионович Чиндяев, двоюродный брат моей матери.

3-й дом – Ларион Чиндяев, дядя моей матери.

4-й дом – Михаил Кондратьевич Чиндяев, брат моей матери. Они уехали с хутора в 1940 году в Ермолаевку, где проживали по улице Кооперативной. Этот дом купили у них мои родители, именно в нем и прошло мое детство с 1940 по 1953 годы.

5-й дом – Иосиф Кондратьевич Чиндяев, брат моей матери. Прожили они в нем до 1954 года, потом переехали в Кумертау на улицу М. Горького. Сейчас там живет их сын, мой двоюродный брат Евгений Иосифович Чиндяев, 1928 года рождения.

6-й дом – дом моих родителей. Там они прожили до 1940 года, потом его продали на слом и стали жить в доме, который купили у Михаила Кондратьевича Чиндяева.

7-й дом – Иван Михайлович Тарасов. Он погиб на фронте в Великую Отечественную войну, и в 1950 году в этом доме стал жить Кирилл Ларионович Чиндяев, а свой дом продал на слом. Они прожили в нем до 1953 года, потом продали на слом и переехали в г. Оренбург.

8-й дом (под железной крышей) – Григорий Жиляев. В 1951 году они переехали в Ермолаевку на улицу Набережная на берегу пруда.

9-й дом – в нем жили Расторгуевы. Их отец и два сына погибли в Великую Отечественную войну, а дом купили на слом в 1948-49 годах.

10-й дом Алексея Тарасова, родственника Тарасовых – основателей хутора. Жили в нем они до 1954 года. Потом переехали в отделение «Куюргаза».

11-й дом - Михаила Тарасова – деда Алексея Павловича Тарасова. Они уехали с хутора в 1940 году в Ермолаево и жили по улице Советской.

12-й дом - Павла Михайловича Тарасова – отца Алексея Павловича Тарасова. Дом продан на слом в 1940 году.

13-й дом - Дмитрия Ильича Чиндяева, семья жила в нем до 1951 года, потом переехала в Ермолаево на улицу Кооперативная.

14-й дом - Ильи Кондратьевича Чиндяева, родного брата моей матери. В 1948 году переехали в деревню Никитино, дом увезли туда.

15-й дом - Поздняковых.

16-й дом - Дмитрия Чиндяева, они уехали в 1943 году в Никитино. Дом продали.

Вот и весь хутор – 16 домов, от которых сейчас ничего не осталось, а место, где был хутор, распахано. Ручьи-родники заилились, пересохли и от бывших заводей с обилием пескарей осталось заросшее болото. Распахано даже кладбище, где похоронены моя бабушка по матери и родной брат Василий.

***

В ноябре 1945 года пришел с фронта отец. И я пошел в 3 класс (открылась школа). Жить стало немного легче. В 1948 году начальную школу закончил. На этом моя жизнь с родителями закончилась, меня увезли учиться в 5 класс в Ермолаево, за 30 километров от дома, в чужие люди.

С рождения в 1934 году и до 1947 года мое детство прошло на маленьком хуторе. Моими сверстниками в этот период были Иван и Павел Тарасовы, Владимир и Николай Жиляевы, Геннадий Чиндяев. Этой ватагой мы проводили свой досуг. Зимой катались на санках и лыжах, как только замерзало на заводи реки Терекла. Обвяжешь, бывало, коньки или лыжи мочалкой на валенках и вперед!

За огородами была гора, градусов под 30 – 40, она зимой превращалась в каток. Катались при луне допоздна. Жгли солому для обогрева. Домой приходили мокрые, а телогрейки превращались в дубленки. Снимешь ее и поставишь в угол, она стоит мерзлая. На зимние забавы мы с братом Василием выходили по очереди, так как одежда была одна на двоих. Телогрейка – мамина жилетка, на ногах - отцовские валенки выше колен.

***

Лето для нас - раздолье. Бегали босиком, ноги постоянно в нарывах, то заноза, гвоздь воткнется, то стеклом порежешься. В теплое время пропадали на ручье Терекла. Там была заводь метров 20 в длину и метров в 8 – 10 в ширину. Вот в этой заводи купались до посинения. А в узких местах ручья ловили пескарей гусиными гнездами из прутьев. Порой ловили по целому ведру, так их было много. Еще занимались разорением гнезд воробьев.

За хутором стояла рига. Это пирамидальное сооружение высотой метров 8 – 10, покрытое соломой (там сушили зерно). Воробьи гнездились сотнями. Лезешь, хватаясь руками за жердочки почти по вертикальной стене, в зубах - фуражка с яйцами. Чтобы достать яйца из гнезда, приходится держаться одной рукой, упираясь ногами в обрешетку из жердей. Вот и висишь на высоте 5 – 8 метров. Слава богу, не падали.

Добытые яйца жарили на костре и ели. Весной по горам выливали водой из нор сусликов, их тоже жарили и ели – ничего, вкусно.

Летом, кроме работы в колхозе, в мои обязанности входила поливка овощей на огороде и пастьба гусей (чтобы лиса не утащила и на огороды не забралась), вечером встречал скотину из табуна, а зимой кормил скотину. В годы с 1943 по 1945 я у матери был главный помощник, так как брат Василий и Павел по году жили у деда Павла С. в Оренбурге.

***

В 10 лет впервые попал в большой город Оренбург (тогда он назывался Чкалов). Приехала к нам однажды тетушка Ксения Гишаева из Оренбурга и мама отправила меня с ней. Шли туда пешком, около 100 километров дня три. Ночевали в селе Никитино, вторую ночь - в деревне Майорское, третью - в деревне Каргала. Погостил у деда около месяца. Впечатление было потрясающее! Впервые увидел с близкого расстояния боевые самолеты У-2, ПО- 2 и другие. Тетя Ксеня жила рядом с заводом, где выпускали самолеты для фронта. Завод был огорожен колючей проволокой.

Мы с двоюродными братьями Гишаевыми (Семен, Анатолий и Петя) пробирались на территорию и часами наблюдали за полетами и учебными боями самолетов (их там испытывали и отправляли на фронт). Эта территория сейчас застроена. Из Оренбурга меня дедушка отправил с попутными подводами до деревни Никитино, а там я добирался 15 километров своими ногами до хутора.

Из времен войны запомнилось, как в 1943 году приехал в отпуск с фронта отец на 3 – 4 дня. У него был немецкий пистолет. Отец дал нам пострелять по мишени. Для нас это было чудо - пострелять из настоящего боевого пистолета! Часто вечерами наблюдали, как по небу в южной части горели лучи прожекторов и видны были разрывы снарядов. Это шла учеба летчиков в Чебеньках, от нас километров в 80-ти.

***

Во время войны в наших местах появились волки. Бегали стаями по 5 – 10 – 15 штук. Волки были «особенные» - не серые, а светлые, беловато-серые, поговаривали, что они к нам «эвакуировались» из Белоруссии (от войны ушли).

Дело было в марте, на дворе тепло, светило солнце. Скотину выпустили на улицу погреться. Мы, пацаны, бегали по улице и вдруг видим, с горы, с запада, бежит стая волков, штук десять. Вожаком был трехпалый, огромный волк. Бегут прямо к хутору. Мы скорее стали загонять скотину в сарай, а зверюги уже по дворам бегают, задирают собак, нас не боятся. Пугать их нечем, ни одного ружья на хуторе не было, вот они и обнаглели. Задрали волки 3 собак, отошли метров за 200 от хутора и сожрали их.

Второй случай был такой: паслись лошади на пригорке в 200 метрах от хутора, снегу было мало, лошади разгребали снег копытами и ели траву. Среди лошадей были молодые полуторагодовалые жеребята, волки одного завалили и тут же стали пировать. Сколько бы мы ни кричали, они на нас не реагировали: за час сожрали лошадку и тут же в снега завалились отдыхать.

Когда они ушли, мы пошли смотреть место их пира, там остались рожки да ножки.

Третий случай произошел зимой 1945 года. Пацаны занимались ловлей куропаток силками. Пойдем на гумно, где хранилась солома, разгребем снег, откопаем мякину, полову, поставим силки (мы их называли петли, которые изготавливали из конской гривы), а сами спрячемся в скирде соломы и ждем, когда прилетят куропатки.

Вот однажды сидим, смотрим - по полю скачет всадник, а впереди бежит волк. Всадник его гонит плеткой прямо к нам, к скирдам. Волк высунул язык, еле бегает вокруг скирды. Мужик кричит нам, чтобы подали ему какую-нибудь палку добить волка, а мы перепугались, залезли в бункер комбайна и поглядываем, что будет дальше. Мужчина слез с лошади, оторвал доску от соломокопнителя комбайна и добил волка. Вот так охотились башкиры из деревни Верхне-Бабаларово.

Еще вспоминаю лето 1953 года. Поехали с братом Дмитрием на велосипедах в соседний хутор Язлав. Глядим, по полю бежит волк в направлении хуторского стада. Мы повернули назад к дому, чтобы взять ружье и подстрелить волка. Тот побежал к стаду овец, схватил одну молодую и был таков. Так средь бела дня «разбойник» задрал овцу.

После войны их стали отстреливать, за каждого убитого волка колхоз давал премию – барана. Случаев, чтобы этот зверь нападал на человека, не было».

На месте хутора Тарасовский потомки установили памятный камень с фамилиями предков и посадили восемь деревьев как символ продолжения рода основателей деревни. Фото из архива Шляховых.