Тревожный рассвет

Но сумерки как будто не отступали: их неяркий свет по-прежнему серебрил спокойную гладь лесных озер, подсвечивал стоявшие стеной вековые ели, мерцающими бликами ложился на огромные серые валуны, что остались лежать здесь с далекого ледникового периода.

В этом призрачном свете знаменитых белых ночей бесшумно пробирался наш наряд по дозорной тропе мимо полосатых пограничных столбов с государственным гербом Советского Союза. Настороженно вслушиваясь в ночную тишину, мы в любую минуту готовы были раствориться в чаще леса, притаиться, чтобы неожиданно, врасплох встретить непрошенных гостей.

В ту самую короткую ночь с 21 на 22 июня 1941 года я был старшим наряда.

Укрывшись в зарослях кустарника у большого причудливой формы валуна, чем-то напоминавшего древне-языческого идола, устроили засаду, стали вести наблюдение за широкой просекой, посередине которой проходила граница.

Граница всегда таит в себе что-то неизвестное, неожиданное, даже если там, на чужой стороне, все спокойно. В последнее время здесь, севернее Ленинграда, как и на западных рубежах нашей страны, было тревожно. Не проходило дня, чтобы с той стороны лазутчики не пытались нарушить границу, проникнуть вглубь нашей страны.

Вот и накануне, едва перевалило за полночь, заставу подняли в ружье: на одном из участков наряд обнаружил следы нарушителей границы. Лазутчиков было двое. Они долго петляли по лесу, по болотам, заметая за собой следы.

Район, где произошло нарушение границы, был оцеплен пограничниками.

Один из лазутчиков пытался укрыться в буреломе под огромным сваленным деревом. Здесь он наткнулся на сидевшего в засаде молодого солдата, который выстрелил в нарушителя и свалил его наповал.

Второй лазутчик в перестрелке был ранен. Не имея возможности оторваться от преследования, он влез на дерево и укрылся в ветвях. При прочесывании леса его заметил один из пограничников. Дерево окружили. Но лазутчик не отстреливался. Он спокойно спустился на землю, попросил доставить его к большому начальнику. «Моя знает что-то важное», - сказал он подоспевшему начальнику заставы Есину. Его сразу же отправили в Сартавала, где находился штаб нашего погранотряда.

В отличие от предыдущих дней и недель самая короткая в году ночь проходила почему-то спокойно. Не слышно было по ту сторону границы и обычного за последнее время приглушенного шума, что доносился по ночам.

Этот шум - пофыркивание автомобилей, чуть слышные голоса людей, какой-то перестук - не мог не привлечь нашего внимания.

Что происходило на той стороне, у самой границы? Об этом могли мы только строить догадки. Несомненным было одно - тайная возня у нас под боком не сулила ничего хорошего. И вдруг эта странная тишина!
Минутная стрелка часов пробежала по циферблату круг, затем второй, третий: ничто не нарушало ночного спокойствия.

Непонятная какая-то тишина. Будто и не было вовсе недавних ночных тревог, перестрелок, поисков нарушителей границы. Лишь о чем-то чуть слышно шептались вековые ели, да изредка в ближнем озерце всплеснет сонная рыба. И эта непривычная за последние недели тишина наводила на размышления.

- Возможно, задумали провокацию? А может быть, наоборот, угомонились, убедились в крепости наших границ! - думал я. - Если так, то к осени буду дома.

Почти три года не был я в Башкирии, в родном поселке Ермолаево. Там я родился и вырос, там окончил сельскохозяйственный техникум, оттуда меня призвали в погранвойска.

Как и все, кому в тот год предстояло увольняться в запас, я уже строил планы на будущее и даже привез из Ленинграда на заставу новенький, модный в то время бостоновый костюм.

- А не рано ли собираешься? - пошутил начальник заставы Есин. - До осени еще многое может случиться...

В словах начальника заставы, хотя он и произнес их в шутливой форме, прозвучала нотка какой-то озабоченности. В них было что-то недосказанное.

Вот и в ту памятную июньскую ночь старший лейтенант Есин чем-то был озабочен. Отправляя нас в наряд, он напутствовал:

- Смотрите, ребята. С той стороны можно ожидать любой провокации. Если что, действуйте по обстановке...

И вот эта непривычная тишина. ...Прошел еще час.

- Скоро начнет светать, - шепнул один из моих товарищей по наряду - Вишь, потянуло сыростью...

В этот предутренний час ложилась роса, и было прохладно. Вслушиваясь в эту тревожную тишину, не знал я, как не знал никто из советских людей, что там, на Западе, на немецких аэродромах уже подвешены к самолетам тяжелые бомбы, которые совсем скоро упадут на Киев и Одессу, Мурманск и Таллин, что вдоль всей западной границы уже притаились полчища немецких танков, готовых вот-вот ринуться на нашу землю и растоптать все дорогое, чем жили советские люди, на что надеялись, о чем мечтали.

Не знали, что мир уже разделила невидимая черта, по одну сторону которой осталась вчерашняя мирная жизнь, по другую - уже пришла война. Наступал тревожный рассвет 22 июня 1941 года.

Из книги В. Г. Недошивина «В час великих испытаний»