Многое меняет в душе опасность.
Если в начале службы там приходилось вздрагивать от малейшего шума, во всем виделась опасность, и это напряжение очень утомляло, то через некоторое время живой организм привыкал ко всему, и наступило самое опасное время, похожее даже не на браваду, а просто на беспечность. Казалось порой, что море по колено, а вокруг мир и благодать.
В третьей роте дежурный наряд выехал в ближайший кишлак, к реке за камнем бутом. Им выкладывали бордюры, пытаясь придать палаточным городкам подобие воинской части, хотелось хоть какого-то порядка, малейшего уюта. Получив автоматы (а в то время уже оборудовали в палатках подобие оружейных комнат и дневальный выдавал оружие), во время погрузки был выставлен часовой-наблюдатель, который снял автомат с предохранителя. Когда прибыли в часть, он, забыв проверить оружие, спрыгивая с кузова, задел прикладом о землю, из-за чего автомат зарядился и встал на боевой взвод. Дежурный принял оружие, не проверив, а после обеда, опять выдавая автомат для очередной поездки, задел спусковой крючок и выстрелом тяжело ранил солдата.
И вот спустя некоторое время, особенно когда попадаешь в очень опасную обстановку или обстрел, вдруг организм начинает понимать, что опасность самая настоящая и смерть идет буквально по пятам. И начинаешь реагировать на малейшую опасность. И если раньше во время движения просто разглядывал непривычный нашему глазу мир, то теперь понимаешь, опасность кругом и расслабиться будет можно только, когда закончится эта опасная служба.
Лопасти рубили раскалённый воздух, поднимая смерч рыжей пыли, но Ми-17 висел и никак не хотел вдавить нас в жесткие скамейки, уходя на высоту, подальше от этой неприветливой поверхности, которая за полтора года хоть и опостылела, но почему-то именно в этот момент стала такой беззащитной, стала незримо притягивать обратно, как бы крича: «Не уходите!». И вспыхнуло на миг видение двухлетней давности, когда тронулся вагон от Оренбургского вокзала и всё исчезло, кроме родных глаз Мамы, сестры Нины и Вали, подруги Валюшки, любимого зятя Валеры, Анатолия. Тех глаз, что окружали меня долгие годы, и вдруг они остались, а меня понесло вдаль. Круг пыли расширился, и среди этого шквала рыжей земли вдруг проявилась фигурка человека, обнажившего голову и машущего военной фуражкой, отпускающего нас домой, от всех тягот и невзгод, которые приключились с нами за эти два года.
В апреле 1979 года защитив диплом в Оренбургском автотранспортном (лучшем и самом первом в СССР) техникуме, с весенним и радостным настроением помчался домой на родину в Айдырлю! По распределению должен был ехать аж во Владивосток, механиком в Надеждинское райпо с окладом 180 рублей и квартирой вне очереди. Честно говоря, сам напросился. Любил книги Арсеньева и хотелось взглянуть на места, где жил Дерсу Узала. Но как всегда вдруг пришла повестка, что мне необходимо быть 11 числа в военкомате города Оренбурга. Етишкин кот! Значит, завтра 10-го, нужно выехать поездом в обед, чтобы утром быть в Оренбурге. Вечером помчались с братом Сашей оповещать родственников и друзей о том, что проводы в 10 утра. С успехом всё решили, и в обед следующего дня скорый поезд Айдырля - Орск (состоящий из двух общих вагонов) увез меня с пересадками в Оренбург.
И вот тогда на пересыльном пункте Оренбурга во время построения ко мне подошел капитан Яковенко Валерий Иванович, командир третьей учебной роты в/ч 88140 на Кряжу, в городе Куйбышеве, увидев «поплавок», спросил: «Ты что закончил?» Ответ его удовлетворил, и он, записав фамилию, удалился. Вот так и произошла первая встреча, ну, или знакомство с тем человеком, который через два года, глотая рыжую пыль, махал фуражкой, желая всего самого доброго!
Притяженье земли осилив, «мишка» резво помчал нас на север в Кундуз. Прощай Келагайская долина, прощай, рыжая и сытная пыль Пули-Хумри. Кажется, совсем недавно мы появились здесь, рыли окопы, ставили палатки, обустраивали автопарк. Всё было в диковинку, и первое землетрясение, и дикие мелкие как орех помидоры, змеи и кромешная непроглядная ночь в наряде. Все промелькнуло, но остался глубокий рубец внутри.
Горные хребты внизу, как на большом макете, нитки дорог, по которым колесили, не представляя обстановки вокруг, не задумываясь, что или кто находился в километре за горным увалом.
Кстати, летом 79-го года на военном аэродроме рядом с нами на Кряжу проходил союзный чемпионат по парашютному спорту. И в то время, когда сдавая нормативы, хлюпая по щиколотку от пота в ОЗК (общевойсковой защитный костюм), задыхаясь от 35-градусной жары, мы считали последние минуты своей жизни, прямо над нами, вывесив попки и болтая ножками в подвесной системе, не спеша опускались спортсменки-парашютистки, видимо, смеясь над происходящем внизу, как коршун над добычей!
Служить было легко. Автомобиль я знал с детства. За рулем оказался в пять лет. Папа очень смелый, фронтовик, пройдя ступени, от безотцовщины, добровольцем пошел в 17 лет на войну. Получив под Белгородом тяжелое ранение (контузию, перебиты пальцы правой руки, тьма осколков от мины во всем теле), тем не менее, став водителем, окончил свердловский автотехникум, работал начальником отряда в автороте. Но с твердым характером трудно угодить руководителю, и однажды послав ко всем чертям начальника автороты Черемных, ушел водителем грузовика на элеватор.
И вот тогда-то, вывозя камень для строительства айдырлинского элеватора, он впервые посадил меня кроху за руль Урала-355М! Я до сих пор помню, что смотрел не столько на дорогу, сколько на то, как хвалили меня женщины-грузчицы, сидящие в кабине. Конечно, все было под контролем! Двигались по проселку на прииск Айдырля, скорость была км 30-40, и Папины сильные руки не отпускали руля - снизу. А сверху рулил Я! Кто не испытал этого, тому не понять гордости малявки. И любви к Отцу! Самостоятельно я управлял машиной уже в шестом-седьмом классе, помогая Папе в третью смену (с полуночи до утра) на перевалке зерна на элеваторе. Тогда зерно было не на бумаге и не на экспорт. Тогда была битва за урожай, и настоящий хлеб стоил 12 копеек!
В железнодорожной школе №20 станции Айдырля изучали устройство автомобиля и правила для получения водительских прав. Тогда во всей стране готовили трудовую смену. И очень удачно. Жаль, что сейчас это редко где встретишь. Вот эта подготовка и помогла потом не только мне в настоящих боевых условиях. И тому способствовало все. Еще на практике в 78-м нас направили в АК-1825 города Оренбурга, в которой уже вовсю работали «КамАЗы». Предложение работать по их ремонту принял с радостью. Меняли двигатели, проводили техобслуживание. Мало было мест в то время, где можно было так изучить новую технику. Тогда многое было внове. И как приз по завершении ремонта, это доверие водителю самостоятельно отогнать «КамАЗ» за прицепом а потом уж и на стоянку. Счастью не было предела! Это сейчас понять трудно. Хотя и сейчас есть чем восхищаться, если кто того желает!
Ну, а в автобате на Кряжу по графику проходили вождение на «КамАЗах». Закреплены они были за прапорщиками. Однажды старший дал задание открутить четыре гайки насоса рулевого управления для замены, а сам пошел на обед. От неча делать я заменил полностью насос, залил и прокачал гидросистему и завалился на солнышке. Удивлению прапорщика не было предела. Моя наглость его потрясла! Как это за час обеда я не удосужился отвинтить четыре гайки и валяюсь беззаботно. Еще больше его потрясло, что машина уже на ходу без его участия (напомню, по тем временам не только прапорщики, но и многие офицеры слабо представляли, что это за бяка – «КамАЗ». Не было учёных пособий).
Так и завязалась дружба. А когда возникла необходимость заменить двигатель, то по его рекомендации направили меня, тут удивились и остальные. По незнанию до моего прихода умудрились разобрать полмашины, сняв даже кузов. Ну, а знающему курсанту понадобилась помощь «МТО АТ» (грузоподъемная машина) и всего лишь четверть часа.